Властелин Колец Перевод Каменкович

'Властелин Колец' в зеркале русских переводов. В данной статье сделана попытка проанализировать переводы под определенным углом зрения, а именно, проследить, как оценка переводчиком эпопеи Толкина влияет на художественные особенности перевода. Книги, о которых мы будем говорить, это четыре перевода под названием 'Властелин Колец' - перевод А.Кистяковского и В.Муравьева, Н.Григорьевой и В.Грушецкого, перевод В.А.М. И перевод М.Каменкович и В.Каррика, а также перевод под названием 'Повесть о Кольце' З.Бобырь.

Первым вышел из печати перевод А.Кистяковского и В.Муравьева, вернее, первая часть трилогии Толкина - 'Хранители'. Год их выпуска, 1983-й, можно считать началом 'переводческого бума'. Книга 'Хранители' понравилась многим, к тому же она прерывалась на самом захватывающем месте, а продолжение никак не выходило, - и многие любители Толкина обратились к оригиналу. В Москве стали появляться самиздатовские (часто безымянные) продолжения 'Хранителей', созданные непрофессиональными переводчиками. Это были именно продолжения, и этим объясняется определенная стилистическая направленность и заимствования имен и названий из 'Хранителей' в других переводах.

Именно такова была история создания второго вышедшего перевода - 'Властелина Колец' Н.Григорьевой и В.Грушецкого. Первая часть трилогии была переведена ими после второй и третьей. Впервые их перевод (целиком, всех трех частей) появился в 1991 году, тогда же, когда вышло долгожданное продолжение 'Хранителей' А.Кистяковского и В.Муравьева - вторая часть трилогии под названием 'Две твердыни'; третья часть - 'Возвращенье Государя', вышла в следующем, 1992-м году (две последние части - в переводе В.Муравьева).

  1. Дорогая rielethuil! Разбередила ты (к счастью:)) мои 'старые раны', напомнила, что когда-то очень.
  2. Перевод Григорьевой и Грушецкого местами очень сильно сокращен, стилевые. К третьей группе мы бы отнесли попытку Каменкович и Каррика создать. Сами могут составить еще один том к трилогии 'Властелин Колец'.
  3. Jan 4, 2015 - Хочется почитать Каррика, Каменкович. Властелин Колец в переводе А. Грузберга и Е. Александровой вот лучший перевод.

Какой из переводов Властелина колец лучше. Каменкович и В. Читал только.

Помимо этих двух московских изданий, в 1991 году выходит в свет еще один перевод - В.А.М. (издательство 'Амур', Хабаровск). Последним вышел (в С.-Петербурге) перевод М.Каменкович и В.Каррика. Несколько особняком стоит в этом ряду перевод З.Бобырь. Хотя он вышел в 1990-м году, но остался незамечен критикой и любителями творчества Толкина. Между тем, он заслуживает особого упоминания, поскольку это, возможно, самый первый перевод Толкина на русский язык. Рукопись этого перевода была сделана в конце 70-х годов, имела хождение в качестве самиздата, пока, наконец, не была издана в 1990-м.

Этот перевод интересен тем, что в отличие от прочих, свободен от влияния перевода А.Кистяковского и В.Муравьева. Дело не только в том, что в отличие от четырех 'Властелинов Колец' он называется 'Повесть о Кольце'. И стилистически и композиционно он принципиально иной.

Подробнее этой темы мы коснемся ниже. Здесь же мне хочется привести несколько примеров, касающихся передачи названий.

Так, название Moria у З.Бобырь - несклоняемое ( в Мориа, из Мориа), в отличие от всех остальных переводов, употребляющих склоняемую форму ( в Морию, из Мории). Вместо гномов (dwarves) у Бобырь Карлики, вместо Гэндальфов (Gandalf) четырех других переводов - Гандальф, есть и другие примеры. В других же переводах нетрудно обнаружить заимствования из 'Хранителей'. А.Кистяковский, В.Муравьев - В.А.М.: Miruvor - здравур; Brandywine - Брендидуим; Bree - Пригорье; Chubbs and Grubbs - Ейлы, Пойлы и Ройлы; Bagginses - Торбинсы; Strider - Бродяжник. А.Кистяковский, В.Муравьев - Н.Григорьева, В.Грушецкий: Arathorn - Арахорн; Luthien - Лучиэнь; Balrog - Барлог; Grey Havens - Серебристая Гавань; Deagol - Деагорл; Smeagol - Смеагорл; Gollum - Горлум.

В переводе М.Каменкович и В.Каррика также встречаются названия, совпадающие с другими переводами: Watcher in the Wood - Глубинный Страж (А.Кистяковский, В.Муравьев); Party Field - Праздничная Поляна (Н.Григорьева, В.Грушецкий); Days of Death - Голодные Годы (В.А.М.); Hurin the Tall - Хьюрин Стройный (В.А.М.); Huorns - хьорны (В.А.М.), впрочим, их количество весьма невелико. Три перевода из пяти снабжены вступительными статьями, один из них - еще и обширными комментариями. Анализ их показывает, что мнения переводчиков о морали, заключенной в эпопее 'Властелин Колец' весьма различны (порой даже полярны), что, как нам кажется, отражается и в самом тексте перевода. Мы позволим себе предположить, что само наличие большого числа переводов одного произведения связано не столько с художественными недостатками предыдущих, сколько с желанием переводчика сообщить читателю свое, более правильное и точное понимание замысла автора. Изменения, внесенные переводчиками, более или менее последовательны и согласуются с тем, как каждый из них оценивает эпопею Толкина. Назовем это КОНЦЕПЦИЕЙ переводчика и попытаемся проследить, как сильно, и каким образом эта концепция находит отражение в тексте перевода.

Начать мне бы хотелось с 'Повести о Кольце' З.А.Бобырь, по всей видимости, первого русского перевода, осуществлен- ного в конце 70-х годов, но в печати появившегося лишь в 1990 году. Известная переводчица научной фантастики (science fiction), З.А.Бобырь не была знакома с жанром 'фэнтэзи' (fantasy), когда начала переводить Толкина. Возможно, этим отчасти объясняются некоторые довольно сильные расхождения ее перевода с оригиналом. То, что сейчас считается одним из признаков этого жанра - описание (часто подробное) вымышленного мира, его обитателей, законов, обычаев, языков, и т.п., - З.А.Бобырь сочла несущественными деталями, сконцентрировав все внимание на перипетиях основного сюжета. Итак, первой особенностью 'Повести' является ее малый объем (сравнительно с оригиналом).

Текст сокращен переводчицей примерно втрое. Сцены, переведенные полностью, связаны между собой вольным и значительно упрощенным пересказом (например, исчезли сцены прощального ужина Бильбо и встречи хоббитов с Томом Бомбадилом, знакомства Пиппина с Бергилем). Помимо этого, главы из второй части произвольно перемежаются главами из третьей.

Второй особенностью можно считать нарочито- сказочный язык 'Повести', а особенно, вставок-пересказов. Имеются и самостоятельные сюжетные добавления (история испепеляющего венца).

Именно представление толкиновской эпопеи как сказки и является, как нам кажется, переводческой концепцией З.А.Бобырь. Попоробуем найти этому объяснение во взглядах переводчицы на произведение Толкина. Как следует из статьи З.А.Бобырь, она рассматривала 'Повесть о Кольце' в естественной связи с другой книжкой Толкина - 'Туда и обратно' (в других переводах 'Хоббит'), считая их единой тетралогией. Возможно, именно этим объясняется то, что стиль изложения и общая атмосфера детской сказки 'Туда и обратно' были перенесены ею на 'Повесть о Кольце'. В отличие от Толкина, который желал предложить читателю перевод исторических преданий хоббитов, З.Бобырь, по-видимому, избегая усложнения 'Повести', совершенно изменила начало книги, сделав его более 'сказочным', соответствующим стилю 'Туда и обратно': ' через леса и горы, через холмы, долины и поля струится к Великому Морю Великая Река - Андуин.

Много стран лежит на ее пути и вокруг нее, и многие народы их населяют. На запад от Реки, за бессмертными, златолиственными чащами Лориена, за горной цепью Эрегиона, лежит обширный Эриадор; южнее Лориена - травянистые равнины Рохана и гористый Гондор. В Лориене живут сероглазые, легконогие Эльфы, в непроходимом лесу Фангорна - зеленокудрые Энты, в Рохане и Гондоре - отважные, могучие Люди, в подземельях Эрегиона - искусные в ремеслах Карлики'. Еще одной особенностью 'Повести о Кольце' является игнорирование отсылок к 'The Silmarillon' (далее - 'Сильмариллион'), повествованию о богах (Валар) и героях, своду мифологии Среднего Мира (Middle-earth), и как следствие этого, отсутствие в 'Повести о Кольце' высших, надмирных сил, что совершенно не соответствует оригиналу.

По словам Толкина, их присутствие косвенное, но недвусмысленное. Я задумал создать свод более-менее связанных между собой легенд от высоких космогонических, до обычных волшебных сказок, так, чтобы большие опирались на меньшие, приземленные, те же черпали великолепие из грандиозного целого, и все это я мог бы посвятить просто, - просто Англии, моей стране. Они были бы такого стиля и свойства, как мне бы хотелось - что-то прозрачное и чистое, созвучное нашему 'духу' (и климату, и почве Северо-запада, если иметь в виду Британию и ближнюю часть Европы - не Италию или Эгею, а того меньше - Восток), и, овладевая (если бы мне удалось этого достичь) той дивной неуловимой красотой, которую многие называют кельтской (хотя подлинно кельтское встречается редко), они стали бы 'высоки', очищены от всего грубого, близки боле зрелому уму той земли, что принадлежит ныне миру поэзии. Некоторые из тех великих сказаний я бы изобразил в полный рост, множество других лишь слегка наметил. Отрывки были бы частью величественного целого и оставляли простор для других умов и рук, умеющих творить полотна, и музыку, и драму' - писал Толкин в письме к М.Валдману.

Таким образом, по замыслу автора, для мира 'Властелина Колец' космогонический мир представляет эпос 'Сильмариллион'. Отсылками же к нему служат, например, история о Берене и Лутиен, многократно встречающиеся строки 'эльфийской молитвы' A Elbereth Gilthoniel, упоминания имен и событий древности, имеющих объяснение как в тексте эпопеи 'Властелин Колец', так и в тексте 'Сильмариллиона'. По мнению известного исследователя творчества Толкина, профессора Т.Шиппи, который после смерти писателя возглавил его кафедру (английского языка и средневековой литературы) в Лидском университете, и 'Хоббит', и 'Властелин Колец' могут быть рассмотрены в первую очередь как произведения, соединяющие в себе две реальности: 'в первом Бильбо выступает как связующее звено между современностью и миром архаики гномов и драконов.

Во втором сходную роль играют Фродо и его ширские спутники.' А в переводе З.Бобырь реальность Среднего Мира представлена несколько односторонне - это абстрактная сказочная реальность, 'волшебства' которой не имеют, и не должны иметь объяснения, что, опять-таки уводит повествование от эпоса к сказке. Следует заметить, однако, что подобная позиция переводчицы могла быть вызвана естественными причинами. 'Сильмарил- лион' вышел в Англии лишь в 1977 году, и, скорее всего, З.А.Бобырь не знала о его существовании. Говоря в своей статье об отсутствии 'высших сил', З.А.Бобырь называет это '.одной из самых своеобразных черт Среднего Мира: при общем высоком морально-этическом уровне, он совершенно безрелигиозен.

В нем нет никаких божеств - ни добрых, ни злых; даже Саурон, несомненно сатанинский по характеру и функции (недаром его имя напоминает о Змее), не всемогущ и не бессмертен. Нет ни молитв, ни каких бы то ни было культовых действий: обращаясь к Огнемраку на мосту Хаазад-дум в Мориа, Гандальф говорит с ним от своего имени, а не от имени какой-либо высшей силы. А обряд, выполняемый перед трапезой Фарамиром и его воинами, похож больше на акт учтивости, чем на культовый акт. Противники Саурона черпают силы для борьбы с ним в себе самих, а не в общении с каким-нибудь потусторонним миром.

Нет здесь и таких элементов религии, как понятие о грехе и загробном воздаянии'. В данной цитате речь идет о двух сценах из 'Властелина Колец' - о схватке Гандальфа с Огнемраком (Balrog) в Мориа и об обычае гондорцев перед трапезой обращать взор на Запад. Интересно отметить, что хотя бы один из этих примеров в оригинале имеет очевидно противоположный смысл. '- Я - Носитель Тайного Огня, служитель чистого Пламени - запрещаю тебе! Вернись в свой мрак, детище мрака', - говорит Гандальф в 'Повести о Кольце', тогда как в оригинале он называет себя 'слугой пламени Анор', а Огнемрака 'пламенем Удуна', что не является абстрактной аллегорией. Из 'Сильмариллиона' мы можем узнать, что 'Анор' - Солнце, плод благословенного Древа Лаурелин, а 'Удун' (иначе 'Утумно') - подземная крепость, которую некогда воздвиг предшественник Саурона - Моргот. У З.Бобырь же Гандальф и Огнемрак связаны с безликими абстрактными стихиями: 'чистым Тайным Огнем' и 'мраком'.

Подобных 'случайно' упомянутых имен, как 'Анор' и 'Удун', во 'Властелине Колец' немало. Некоторые из них имеют объяснение в самом тексте эпопеи, другие - в Приложениях, третьи понятны лишь из текста 'Сильмариллиона'. Большинство из них (как и собственно Приложения) не вошли в 'Повесть о Кольце'. Мы не найдем там ни имени Оромэ (Orome), одного из богов, Валар (Valar), ни самого этого слова, хотя в оригинале Валар упоминаются еще и под именем 'Lords of the West'. Последнее словосочетание переведено как 'Вожди Запада', так же, как 'Captains of the West', хотя Толкин имел в виду разное: в первом случае это Валар, а во втором - предводители войска, вышедшего из Минас Тирит на штурм Барад-дура. Впрочем, изменения в сторону 'безрелигиозности' не всегда последовательны. Если проследить за упоминанием имени Эльберет, в иерархии Толкина одной из богинь, Валар, можно заметить, что в 1 части изменений немного.

Как уже упоминалось, стихотворные строки A Elbereth Gilthoniel исчезли из текста, но о самой Эльберет говорится: ' Это было имя таинственной Повелительницы Эльфов на их Блаженных Островах за Великим Морем; и оно было для них эльфов величайшей святыней, так что они редко произносили его перед посторонними'. Во 2 же части трилогии некоторые сюжетно значимые упоминания Эльберет были дополнены переводчиком. Так, в сцене, где на Фродо и Сэма нападает паучиха Шелоб, действие имени 'Эльберет' преподносится не как поддержка высших сил, а как психологический (возможно, телепатический) фокус: перед нападающей Шелоб 'громко произнес он Фродо несколько слов на языке Эльфов; и он сам не понимал этих слов, и не знал, что отныне они создают внутреннюю связь между ним и Эльфами Лориена'. Чуть дальше по тексту Сэм, 'как недавно Фродо, произнес, сам не понимая их, те слова, которые создавали связь между ним и обитателями Лориена'.

Как можно видеть, З.Бобырь заменяет 'вертикальные' связи на 'горизонтальные'. Однако, как уже говорилось, эти изменения непоследовательны. Никак не объясняется, зачем Фродо дважды произносит имя Эльберет в 1 части - на Ветровой Вершине и у Переправы, и почему во втором случае, по словам Арагорна 'больше, чем оружие помогло ему имя Эльберет' - ведь в Лориене герои пока еще не побывали. Подобно тому, как над Средним Миром нет высших сил, среди самих героев 'Повести о Кольце' тоже нет 'высших' и 'низших' (хотя этот принцип перевода соблюдается не до конца). Иерархия персонажей прослеживается по обращению их друг к другу; и большинство положительных персонажей подчеркнуто взаимно вежливы: хоббиты, короли, воины взаимно 'на вы'. Сэм, как герой положительный, может быть только равным среди равных, поэтому из слуги он превращается в друга и оруженосца Фродо, и слугой последнего оказывается один отрицательный персонаж Голлум. Однако, изначально подчиненное положение Сэма следует из того факта, что к нему 'на вы' обращаются только двое: Эльронд и Фарамир.

Сэм, в свою очередь, 'на ты' с одним лишь Голлумом, а последнему 'тыкают' решительно все, даже Фарамир. Впрочем, это общее правило взаимной вежливости персонажей соблюдается все же не строго: Гандальф и Денетор в последней части тетралогии частенько 'тыкают' Пиппину; друзья-хоббиты обращаются друг к другу 'на ты', как и Бильбо к своему племяннику Фродо. Однако ключевым признаком 'сказочности' 'Повести о Кольце' является не упрощенный пересказ многих фрагментов текста, и даже не вынесение мифологии Среднего Мира за рамки 'Повести' и уравнивание всех персонажей, а любопытное сюжетное добавление от переводчицы к оригинальному тексту.

Этим сюжетным добавлением является история испепеляющего венца, которой у Толкина нет. Поскольку содержание ее важно для дальнейшего анализа перевода, перескажем ее вкратце (здесь и ниже все добавления выделяются курсивом). Гандальф сообщает Фродо (глава 8, 'Через горы'), что Серебряный Венец '.это одно из величайших сокровищ, привезенных Пришельцами из-за Моря.

Кто посмеет возложить его на свое чело, тот либо получит всеведение и величайшую мудрость, либо. Либо будет испепелен на месте, если недостаточно подготовился к этому'.

Саурон, по всей видимости, еще 'недостаточно подготовился', поскольку '.Серебряный Венец находился в Осгилиате, прежней столице Гондора, которая сейчас захвачена Врагом. Венец попал в руки Саурона, но Саурон знает, что не смеет коснуться его, пока не вернет себе Кольцо'. Гандальф призывает Фродо хранить эту тайну, замечая, что 'Леголас, кажется, уже отчасти знает' об этом.

В ходе дальнейшего повествования мы понимаем, что и Голлуму известно 'о Серебряном Венце их Людей Вождя, дающем всеведение тому, кто осмелится надеть его'. Во время похода Вождей Запада на Страну Мрака, Арагорн, глядя на башню Минас Моргул, сетует: '- Он здесь,- произнес Арагорн, указывая на нее.- Я это чувствую и знаю, как если бы он уже был у меня в руках. Почему мне нельзя войти сюда и взять его? Тогда я узнал бы все, что хочу, и знал бы, как бороться с Врагом!'

Конец этой любопытной сюжетной линии традиционно счастливый и вписывается в толкиновский сюжет, хотя переводчица некоторое время держит читателя в известном напряжении: сгорит или не сгорит Арагорн? Описываемое испытание столь традиционно что мне хочется предложить для сравнения всем с детства знакомые строки из ершовского 'Конька-Горбунка'. Бух в котел - и там сварился!' История испепеляющего венца - не просто любопытное добавление к Толкину, а необходимая часть сюжета волшебной сказки, поскольку 'с помощью волшебных сил сказка наделяет своего героя богатством и счастьем, а его гонителей наказывает'. Для Арагорна возможность взять в жены Арвен непосредственно связана с обладанием Серебряным Венцом: 'среди людей Арагорн достоин любой невесты, какую бы ни захотел себе выбрать,- сказал он Гандальф.- Но у Эльфов другие требования.

Как родич и воспитанник Эльфов, он обладает многими силами и способностями, каких нет у обычных людей; но для того, чтобы его признали достойным дочери правителя Эльфов, он должен в полной мере доказать их. Если он способен носить этот Венец, значит - он во всем сравнялся с Эльфами. Тогда он станет мужем Арвен и даже преемником Эльронда, если захочет'. Таким образом, Арагорн соответствует образу центрального героя волшебной сказки, которая 'выделяет его положительные душевные качества, за которые он впоследствии получает чудесного помощника (коня, волшебную щуку), преображающего героя в красавца и наделяющего его богатством и прекрасной невестой'. Анализируя сказочный сюжет З.Бобырь, мы видим, что герой здесь - Арагорн, в качестве чудесного помощника выступает Серебряный Венец. Фродо же отводится вспомогательная роль в сказке про Арагорна, чему находим подтверждение в тексте З.Бобырь: 'теперь вы видите, Фродо, как много значите для Арагорна вы и ваша миссия', - говорит ему Гандальф, - 'все, что он делал и еще сделает для вас,- это только путь к его цели.

А эта цель - Серебряный Венец, сокровище древних правителей Гондора'. История испепеляющего венца - главная, но не единственная особенность, добавляющая 'Повести о Кольце' признаки традиционной сказочности, так как '.в волшебной сказке все персонажи определяются по контрастному соотношению с героем: или как его противники, или как помощники. Закон контраста, антитезы является универсальным законом жанра. Сказочный вымысел имеет два художественных полюса - прекрасное и безобразное'. 'Повесть о Кольце' следует этому закону жанра.

Например, З.Бобырь (в отличие от Толкина) придает Боромиру облик 'злодея'. С первых же строк подчеркивается его гордыня.

То он ' надменно ответил. Глядя на Странника с сомнением и насмешкой', а в ответ на его слова 'хотел сказать что-то, но не решился'; то 'ответил заносчиво'. Под Вратами Аргоната 'даже надменный Боромир склонил голову'. А главное, что характеризует Боромира как 'злодея' - добавленные переводчицей слова Гандальфа, который, повествуя Фродо о Серебряном Венце, предупреждает его, что 'об этом не должен знать никто, особенно Боромир'. Не удивительно, что на Амон Хен Боромир открывает свое 'истинное лицо', и, несмотря на запоздалое раскаяние, гибнет: сказочное возмездие настигает его.

Кроме того, З.Бобырь совершенно точно следует еще одному закону волшебной сказки: 'герои волшебной сказки - это не характеры, а типы. Их образы строятся на развитии одной ведущей черты, одного признака, оцениваемого однозначно: положительно или отрицательно. Психологизм сказочных героев возникает фрагментарно, только как внешний признак - он не может опереться на художественные основы жанра'.

Гандальф, Арагорн, а также многие другие персонажи выглядят в пересказе З.Бобырь схематичными, неживыми. Их поведение прямолинейно и оценивается либо однозначно хорошо, либо однозначно плохо. Так, положительные герои Мерри и Пиппин, плененные орками, 'давно уже ничего не ели, но ни разу не решились принять те куски, которые Орки швыряли им', хотя у Толкина они не притронулись к мясу, а хлеб все-таки съели. Положительный герой Сэм, оберегая друга, первым спускается по скалистому уступу Эмин Мюиля (в оригинале это делает Фродо), и временно слепнет не от крика Назгула, а 'от толчка, от страха, от сгустившихся сумерек'. Квитанцию на оплату госпошлины за регистрацию тс. Поскольку Арагорн - главный и положительный персонаж, то Гандальф так и объясняет Пиппину, что Арагорн 'придет, чтобы потребовать себе власть. ошеломленно переспросил Пиппин. Да,- ответил кудесник.- Причем по собственному праву, а не только по праву рождения'.

И напоследок - курьезный факт, который никак не связан с рассматриваемой темой и поэтому будет оставлен без комментариев. В переводе З.А.Бобырь нет места курению!

Нигде ни единым словом не упоминаются трубки, табак, табачный дым; опущено все, связанное с ними, и переписана одна сцена, где Арагорн советует Мерри курить и вспоминать Теодена. В русском варианте он советует ему пить вино ( трубка заменена на фляжку): '- Хорошо! - произнес Мерри.- Тогда я хотел бы получить сначала ужин, а потом - глоток вина.

Нет, не надо вина. Кажется, я никогда больше не буду пить его. Так пейте и вспоминайте,- возразил Арагорн. У меня в сумке была хорошая фляжка, но что сталось с нею в битве, не знаю'. Самым удачным со всех точек зрения считается перевод А.Кистяковского и В.Муравьева (Москва, 'Радуга', 1988-1992). Не преувеличением будет сказать, что он оказал наибольшее влияние на любителей Толкина в России. Достаточно отметить само написание фамилии автора: 'Толкиен'.

Хотя из пяти переводов в трех используется написание 'Толкин', в критической литературе оно встречается довольно редко, из чего следует, что и читатели и литературоведы знакомы в первую очередь именно с этим переводом. 'Хранители', вышедшие в 1983 году, в огромной степени определили стилистическую направленность всех последующих переводов. Многие переводчики, полемизирую- щие сегодня с их версией, в детстве зачитывались 'Хранителями' 1983 года. Поскольку в издание 1989 года внесены изменения по сравнению с 'Хранителями' 1983-го года, а 2-я и 3-я 'летописи' переведены полностью В.Муравьевым, как значится на титульном листе перевода, то мы остановимся подробнее на этих двух последних частях, и будем говорить о переводческой концепции именно В.Муравьева. Она, как нам кажется, заключается, с одной стороны, в трактовке 'Властелина Колец' как произведения былинно-героического, с другой - в максимальном приближении его к российскому читателю, что, в частности, выражается в замене некоторых реалий толкиновского Средиземья (Middle-earth) реалиями российской истории.

Прежде всего следует отметить то, что стало уже притчей во языцех: обилие корней крол- и зайк- в хоббитских именах и топонимике, и намеки на подобное родство (что полностью отсутствует в оригинале): Зайгорд (Bucklebury), Кроличья Балка (Crickhollow), Землеройск (Michel Delving); хоббиты: Брендизайк (Brandybuck), Крол (Took) и т.д. Предоставим слово самому переводчику: '.сколько ни отнекивайся Толкиен, а 'хоббит' все-таки сращение двух слов: 'ho(mo)' лат., 'человек', + '(ra)bbit' англ., 'кролик'5,I,20.

Этим пунктом далеко не исчерпываются расхождения во взглядах Толкина и Муравьева на 'Властелина Колец' в целом и отдельные детали эпопеи. Ниже мы подробно остановимся на деталях, начав с имен собственных. У Толкина много говорящих имен. Да и сама система имен и языков сложна и досконально продумана автором.

Имена хоббитов в большинстве своем 'говорящие' и переводятся с английского (Flourdumpling, Butterbur, Tunnelly, Twofoot), либо являются более или менее известными современными английскими именами (Brockhouse, Bracegirdle, Holman); имена и названия племени рохиррим (Rohirrim) содержат большое количество древнеанглийских корней (Fold, Scatha). Некоторые имена гномов (Durin, Tror, Frar, Loni, Fundin и др.) заимствованы из 'Старшей Эдды'. Эльфийские имена и названия (Morgoth, Sarn, Minas) имеют вполне определенное значение на эльфийских языках, придуманных автором, но с английского не переводятся. Много имен и названий принадлежат еще нескольким придуманным автором языкам орков, гномов, дунедаин. Некоторые названия приводятся в двух вариантах, например, английской и эльфийской (Weathertop - Amon Sul, Rivendell - Imladris, Hollin - Eregion). В.Муравьев предложил в переводе свою, согласованную с его общей концепцией и обладающую внутренней логикой, систему имен.

Особенность ее в том, что в измененном виде имена и названия становятся понятны или привычны для слуха русского читателя. Способы их создания разнообразны. Это может быть и смысловой перевод (Baggins - Торбинс), и собственный вариант (Gamgee - Скромби, Dunland - Сирые Равнины, Rivendell - Раздол, Rohan - Ристания, Shadowfax - Светозар), и составное слово, подобно ho+bbit (E+region - О+странна; Glor+findel - Все+слав+ур), и изменение слова 'на русский манер' (Grishnakh - Грышнак; Moria - Мория; Ithilien - Итилия; Sirannon - Сираннона; huorns - гворны; Balrog - Барлог), или придание слову определенной стилистической окраски (например, впечатления древности, как в ent - онт; Entmoot - Онтомолвище; Entwash - Онтава). Встречаются и прямые переводы с эльфийского (Sarn Gebir - Взгорный Перекат; Nimrodel - Белогривка). Неизмененные имена есть, но их доля ничтожно мала (Элессар, Бруинен, Белерианд и некот.

Др.), и они по меркам русского языка достаточно благозвучны. В транскрипции не переведенных имен (преимущественно эльфийских) также прослеживается система: Галадхэн, Кветлориэн, Анориэн, Галадриэль, Кэленхад, ацэлас. 'Э оборотное' придает этим именам оттенок 'иностранности', но не 'английскости'.

Еще одна особенность перевода В.Муравьева - слишком, на наш взгляд, вольное изложение оригинала и несвойственная Толкину эмоциональность диалогов. В том, что касается речи персонажей, отличие перевода от оригинала весьма значительно. Иерархию стилей речи, соответствующую иерархии персонажей, отмечали у Толкина многие авторы. В частности, Т.Шиппи считает, что Толкин пожелал 'создать во 'Властелине Колец' целую иерархию стилей, где хоббиты (орков оставим) находятся в самом низу.

Их выделяет уже употребление местоимений, так как ширский вариант Всеобщего Языка подобно английскому (но в отличие от других основных европейских языков) утратил различие между вежливой формой 'вы' и доверительной 'ты'; соответственно, речь Пиппина, Мерри и др. Представляется гондорцам необычайно самоуверенной (хотя на самом деле почти демократична)'.

На самой верхней ступени этой лестницы - стиль речи эльфов, особенно высших эльфов (High-elven folk), Эльронда, Галадриэль и др. Речь гондорцев изысканна, речь рохиррим проста и часто архаична.

Авторская речь нейтральна в стилистическом отношении, если говорить об оригинале. Что же мы видим в переводе? Несомненно, В.Муравьев старался учитывать вышесказанное, но стилистически нейтральная речь от автора заменена русским просторечием. Это приводит к тому, что речь хоббитов и орков оказывается стилистически сильно снижена - вплоть до блатного арго, а в высокий стиль владык вводятся устаревшие слова и выражения, напоминающие язык былин. '- Вот что, Осинник, - сказал Мерри,- если ты мигом не отопрешь двери, ох и худо тебе придется.

Я тебя крепенько пощекочу. Отпирай и уматывай без оглядки, чтоб духу твоего здесь больше не было, бандитская харя'. '- Как тут не подарить,- заметил Теоден.- Впрочем,- повысил он голос,- слушайте все! Да будет ведомый всем вам Гэндальф Серая Хламида, муж совета и брани, отныне и присно желанным гостем нашим, сановником Ристании и предводителем Эорлингов; и да будет слово мое нерушимо, пока не померкнет слава Эорла! Дарю ему - слышите? - Светозара, коня из коней Мустангрима!' Немаловажное значение имеет для В.Муравьева и перевод военных терминов.

Помимо ратников и витязей мы встречаем воевод Ополченья, которое высылает стольный град Минас Тирит на войну с Сауроном; орки вооружены бердышами, ятаганами и тесаками; хородримцы и мустангримцы несут хоругви; спутники Арагорна, идущие Стезей Мертвецов - дружинники, сам отряд - Серая Дружина; приближенные конунга Теодена - гридни; у Эомера на шлеме белый чупрун; Арагорн претендует на великокняжеский престол. Помимо этого, слова: волхвы, чернокнижники, ведьмак, кознодей, а также названия: Перст, Длань, Крепь, Супостат, - вызывают у читателя образы не английского, но русского средневековья. Общее впечатление 'русского духа' усиливают многочисленные пословицы и поговорки, произвольно разбросанные по всему тексту перевода. Вот лишь сотая их часть: за горами, за долами; уговор дороже денег; долго ли, коротко ли; утро вечера мудренее; у страха глаза велики; свет еще не видывал; лицом в грязь не ударили. В основном ими богата речь хоббитов и, как ни странно, орков. Хотя и другие персонажи не отстают: я, конечно, дал маху; сунется - костей не соберет (Гимли); у них стрелков раз-два и обчелся (Леголас); на нет и суда нет; пока мы тут лясы точим (Арагорн); казнить бы его - и дело с концом; ожегшись на молоке, станешь дуть на воду (Гэндальф); много знать будете - скоро состаритесь (Фангорн); волков бояться - в лес не ходить (Денэтор).

Диалоги до предела насыщены разговорной лексикой: по правде сказать, значит, поди, небось, так, уж. 'Отдохните, раз такое дело. Только ты, Гимли, с надеждой зря расстался. Мало ли что завтра случится. Говорят, поутру солнце путь яснит. Яснило уж три раза кряду, а толку-то?' 'Как его шарахнули в Мории, так и пошло вкривь и вкось.

Вот незадача-то: он бы обязательно что-нибудь придумал'. 'Ту сволочь, что встанет между нами и крепостью, перебьем с первого до последнего.

А Пещеры за Хельмовой Крепью забыли? Там, может статься, уже собралась не одна сотня воинов, и оттуда есть тайные ходы в горы'.

'Мертвецы-то все северной породы, гости издалека. Ни одной нет крупной твари с бледной дланью на щите. Повздорили, должно быть: а у этой погани что ни свара, то смертоубийство'. Как можно видеть из приведенных выше примеров, речь персонажей грубовата и эмоциональна.

Точнее сказать - агрессивна. В пылу боевого задора В.Муравьев не только искажает реплики персонажей, но и добавляет кое-что от себя (курсивом отмечены слова, отсутствующие в оригинале): '- Только осторожно, Сэм! - сказал Фродо.- И правда, побыстрее! Вдруг где-нибудь еще прячутся недобитые орки. Стало быть, добьем, - сказал Сэм'. '- Это наше семейное сокровище,- сказала Эовин.- Работа гномов, из того, что награбил Ската - был такой дракон.

Когда же его убили, наши и гномы поссорились за добычу'. 'За несколько ступеней от Арагорна опустился на одно колено Леголас, натянув лук, готовый подстрелить любого осмелевшего орка.

Все, Арагорн, черная сволочь сомкнулась, - крикнул он. Пошли к воротам'. '.рубить диковинные деревья никто бы не отважился, если б Гэндальф и не запретил строго-настрого даже близко к ним подходить. И не возитесь с трупьем, - велел он.- К завтрашнему утру, я думаю, все уладится'. '- Прощай, родич!- сказал Келеборн.- Да не постигнет тебя моя судьба, да пребудет царство твое в целости и сохранности!

Колец

Помимо стиля, иерархия персонажей-властителей стала предметом детальной разработки переводчика. Там, где в оригинале 'Kings', 'Lords', в переводе огромное разнообразие званий: Государь и Великий Князь (King of Gondor) Арагорн (соответственно, Арвен - Великая Княгиня), Конунг Ристании (King of Rohan) Теоден, Цари Подгорного Царства, Царь Трандуил (Kings under the Mountain, King Thranduil), Государь Мории (Lord of Moria), Владыка Лориэна (Lord of Lorien), Правитель Ламедона (Lord of Lamedon), Владетель Лоссарнаха и Владетель Фарамир (Lord of Lossarnach, Prince Faramir), Князь Имрахиль (Prince Imrahil).

О своем особом отношении к военной тематике у Толкина говорит сам переводчик: 'Сколько угодно может Толкиен раздраженно настаивать на том, что его книга не есть иносказание второй мировой войны,- и конечно же, нет, подобное аллегорическое истолкование (опробованное критикой) эпопею примитивизирует, обедняет и опошляет. Но когда он в полемическом запале утверждает, будто она и совсем не связана с семью военными годами - это уж извините. Никак в это не верится - хотя бы потому, что его сын Майкл был зенитчиком, а Кристофер - военным летчиком Да и стронулась-то книга с очередной мертвой точки в начале 1944 года - вряд ли случайно'. Уже из этой цитаты видно, что В.Муравьев предлагает свой путь понимания эпопеи Толкиена и описания Войны Кольца.

Его картины сочны и выписаны в колорите русской былинной героики, хотя 'Хранители', где очень много места уделено 'зайкам- хоббитам', более близки к традиционной сказке, более 'детские', чем две другие части. По мнению В.Муравьева, только одни хоббиты - 'не из сказки волшебно-богатырской - там таких не водится. Гномы - пожалуйста, эльфы - сколько угодно Тролли, драконы, оборотни, они же серые волки, злые чудища-страшилища (да хоть бы и те же орки), колдуны и ведьмы, русалки и кощеи - это все есть'.

Здесь мы вплотную подошли к рассмотрению еще одной особенности данного перевода. Не ограничиваясь заменой английских военных терминов и званий на соответствующие русские эквиваленты и общим изменением стиля, перевод В.Муравьева выводит читателя из мира Средиземья, из мира 'сказки волшебно-богатырской' на арену недавней российской истории. Предпоследняя глава трилогии, 'Оскверненная Хоббитания' - художественное описание бунта в советской зоне, а орки - современные нам лагерные зеки. '- Иди врать! Промазал ты, и все, - сказал сыщик.- Стрелять не умеешь, бегаешь, как жаба, а сыщики за вас отдувайся. Ну тебя знаешь куда!- и он побежал прочь.

Назад, зараза! - рявкнул солдат.- А то доложу! - Кому это ты доложишь, не Шаграту ли своему драгоценному? Хрена, он откомандовался. Доложу твое имя и номер бляхи назгулу, - пообещал солдат свистящим шепотом. Недалеко ходить, он теперь у нас в башне главный.

Ах ты, сучий потрох, доносчик недоделанный!- завопил сыщик с ужасом и злобой.- Нагадит, а потом бежит продавать своих! Иди, иди к вонючему Визгуну, он тебе повытянет жилы, если его самого прежде не ухлопают. Первого-то, слышно, уже прикончили, а?' '- Едрена вошь, а я что говорил?- обратился главарь к своим.

Разговорчивый больно, ничего, заговоришь по-другому. Что-то, я гляжу, мелюзга у нас обнаглела. Уж кто-кто, а Шаркич наведет порядок: большой кровью наведет, ежели будете шебаршиться. Давай-давай, нахальничай, вшивареночек, покуда хвостик не прищемили'. Для объяснения некоторых терминов обратимся к 'Словарю тюремно-лагерно-блатного жаргона': шибарта - дерзость, смелость, отвага; шибартный - дерзкий, смелый, отважный; вшиварь - 1. Мелкий воришка; 2. Бедный человек.

Так говорят орки и 'охранцы'. Однако не менее 'крепкие' выражения вложены в уста хоббитов: 'да как же тебе не стыдно таким паскудством заниматься?' ; 'кое-кто и вовсе стал подлазом, ищейкой Генералиссимуса и его Больших Начальников'; 'драться у нас в Хоббитании с бандитской сволочью и со всякими там оркскими ублюдками'; 'хоббит он Кроттон матерый'; 'мордоворот не хуже прежнего'; 'они Хоббитанию берут за жабры'; 'начал все это паскудство Чирей'.

Паскуда - ничтожество. Словарь не дает слова подлаз, привожу однокоренное: лазить - совершать карманные кражи. Впечатление зоны поддерживают и названия (Исправноры - Longholes, Генералиссимус - Chief, Вождь - Boss) и выражения ( реквизируют, в целях разверстки, пайка, курево, бараки), а также изобильная ругань (с обеих сторон): сволочи, гады, ублюдки, подонки, мерзавцы. В предисловии В.Муравьева к первому тому перевода можно найти объяснение такому вольному переложению текста.

'Волшебный мир, по которому странствовал господин Торбинс, вовсе не такой уж волшебный. Это наш мир, но неопознанный, а опознание дается опытом, и опытом нелегким, то есть многого требующим и от героя, и от автора-рассказчика, организатора и осуществителя сюжета открытия мира. Да и от читателя: Толкиен - автор требовательный, и читатель праздный и небрежный ему не нужен. Открыватель мира и своей к нему причастности не может быть ни праздным ни небрежным, ни невнимательным'. Несомненно, что Муравьев-переводчик выступает здесь именно как Муравьев-открыватель толкиновского мира, хотя его видение весьма своеобразно. Что касается орков, нельзя сказать, что у переводчика совершенно не было повода для сравнения орков с зеками.

Как писал Толкин, речь орков 'на самом деле была более грязной и непристойной, чем я описал ее. Я не уверен, что кого-нибудь привлечет более близкое соответствие, хотя образцы найти нетрудно. Выражения подобного толка можно часто еще слышать от мыслящих по-оркски. Унылая и однообразная, проникнутая ненавистью и презрением, она слишком давно отринула все доброе, чтобы сохранить хотя бы силу слов для кого-либо, кроме тех, которых впечатляют лишь грубые звуки' перевод мой - Н.С. Даже если мы предположим, что на взгляд В.Муравьева современные зеки вполне подходят для наглядного примера речи орков, то частое использование ненормативной лексики другими персонажами ничем не мотивировано. Слово сволочь дважды звучит в устах орков, и шесть раз - в речи других (положительных) персонажей: дважды у Сэма, дважды у Леголаса, по одному разу - у Эомера и Пина. Особенно похожа на оркскую речь хоббитов, что является своеобразной трактовкой перевода, так как в оригинале подобного соответствия не наблюдается: '- Чего, Сэмчик, не нравится?- хохотнул он.- Ну, так ты и всегда был сопливец.

А я-то думал, ты отвалил куда-то там такое на корабле, плывешь и уплываешь, как ты, помнится, языком трепал. Зачем обратно-то приперся? Мы тут, в Хоббитании, работаем, дело делаем. Оно и видно,- сказал Сэм.- Умыться некогда, надо брюхом забор обтирать. Только вы учтите, сударь Пескунс, что я вернулся сводить счеты, а будете зубы скалить - посчитаемся и с вами: ох и дорогонько это вам обойдется!

- Иди ты знаешь куда!- сплюнул через забор Тод Пескунс. Попробуй тронь меня: мы с Вождем друзья. Вот он тебя, это да, тронет, чтоб ты тут не нахальничал. Да оставь ты дурака в покое, Сэм!

Властелин Колец Перевод Каменкович И Каррика

- сказал Фродо.- Надеюсь, таких порченых, как он, раз-два и обчелся, иначе плохо наше дело - Эх, Пескунс, Пескунс, мурло ты неумытое,- сказал Мерри.- А вдобавок и правда дурак дураком: протри глаза-то! Мы как раз и едем к твоему приятелю- Вождю - за ушко его да на солнышко'. Помимо общего стиля, довольно много прямых соответствий: много ты углядел своими лупетками?

Ну и лупетки, извините за грубое выражение явились - не запылились! Явился не запылился Бродяжник-Следопыт Шелоб нынче квелая народишко у нас квелый хлебало заткнуть! Ты бы хлебало ногой, что ли, затыкал я из тебя кишки с дерьмом вытряхну! Такой кучей дерьма я никогда еще не запасался в дорогу Саруман - паскудный глупец; в самом паскудном сне не привидится; Чего я буду лезть к ним с этой паскудиной, раз про него и помнить забыли мелкое паскудство исподтишка тебе еще по силам В 'Хранителях' мы не найдем у хоббитов подобных 'крепких' выражений; их диалоги соответствуют нормам просторечия.

В третьей же 'летописи' употребление ненормативной лексики резко возрастает не только в речи хоббитов, но и всех прочих персонажей. Конечно, орки ругаются чаще, однако в общем списке видно, что доля остальных персонажей тоже довольно велика.

Властелин Колец Перевод Каменкович Читать

ОРКИ: ПРОЧИЕ: падаль гнусное рыло обалдуй гниды (дважды) хайлом мух ловить (дважды) каюк (дважды) падло, падлы подначка гады (дважды) кишками удавлю мордоплюй рыло вшиварь, вшивари (5 раз) ни хрена, хрен тебе (с вариантами, 5 раз) портачи, напортачили копец это тебе не хухры-мухры жмурики пялит зенки долбаки (четырежды) смылся впиндюрил ухлопают трехнулись суки, сучий потрох гадина (Сэм) тварь (Арагорн) погань (Арагорн, Леголас, Денэтор) мы их всех порешили; стакнулись (Эомер) мразь (Мерри, Фангорн) мерзавец, мерзавцы (Фангорн, Сэм) харя (с вариантами, Фродо, Пин, авт. Неоднокр.) блевотина (Саруман) обмишулился (Сэм) мухлюет (с вариантами, Сэм) лиходей; оглоед (Горлум) мурло, подонки (Мерри) сопливец (Тод Пескунс) артачились, заартачились; выродок (авт.) Вот значения некоторых слов по 'Словарю': хайло, хлебало -рот; лупетки, зенки -глаза; партач - неумелый, неопытный вор; жмурик - труп; долбота - состояние наркотического голода; стакнуться - встретиться; мухлевать - обманывать; впендюрить - совершить половой акт; оглоед - 1. Бессовестный человек, 2.

Властелин Колец Две Крепости

Нахлебник; мурло - презираемый человек; трехнуться - сойти с ума (одно из значений). Большей частью эти термины употребляются согласно приведенному выше смыслу, только слово мордоплюй, употребленное В.Муравьевым как ругательство, имеет в Словаре лишь одно значение - пистолет. Впрочем, употребление 'блатных' выражений не нарушает стилистической цельности всей эпопеи. Тем более, что по мнению авторов-составителей 'Словаря', 'лагерная феня давно и основательно освоена разговорным русским языком, просторечьем.

А с лагерной литературой жаргон зоны активно проникает и в литературную норму'. Подводя итог всему вышеизложенному, можно сделать вывод: особое индивидуальное прочтение произведения Толкиена и принятый переводчиком былинно-героический стиль изложения неизбежно накладывает отпечаток и на характеры персонажей, более выпукло представляя одни черты и нивелируя другие. Поэтому правомерно говорить о том, что Толкиен у В.Муравьева подвергся значительной переработке, и переводчик без ложной скромности мог бы вынести свое имя на титульный лист - как автор книги, и подобрать название, более соответствующее ее духу, например, Всеправедная Брань Кольца.

Ниже мы рассмотрим еще три перевода - 'Властелин Колец' в переводе Н.Григорьевой и В.Грушецкого, 'Властелин Колец' в переводе В.А.М. И 'Властелин Колец' в переводе М.Каменкович и В.Каррика. Как уже упоминалось в начале статьи, перевод Н.Григорьевой и В.Грушецкого дважды выходил в отредактированном варианте (издания 1991 и 1992 гг.). Однако затем переводчики вернулись в первоначальному, неотредактированному варианту текста. И все последующие переиздания копируют первое. В статье анализируется именно это, самое первое издание.

Из пяти рассматриваемых переводов, три перечисленные выше, были созданы людьми, увлеченными творчеством Толкина, которые, не являясь профессиональными переводчиками, в первую очередь хотели выразить свое понимание его произведения. Этот вывод можно сделать на основании того факта, что два из трех переводов в художественном отношении не превосходят вышедший ранее перевод А.Кистяковского и В.Муравьева и, к тому же, значительно сокращены, а третий, более благополучный в художественном отношении, подробно откомментирован переводчиками. О концепциях трех названных переводов следует говорить с большой долей условности, так как их авторы не предлагают стройной и логически продуманной концепции перевода в отличие от двух переводов, рассмотренных выше. Возможно, из-за отсутствия таковой, возможно из-за своей недостаточной переводческой компетентности. И все же определенные расхождения переводов и оригинала можно счесть сознательной переводческой позицией.

Властелин Колец 1 Часть 1080

Прежде чем остановиться на ней, приведем краткую характеристику трех названных переводов. Перевод Н.Григорьевой и В.Грушецкого сильно сокращен по сравнению с оригиналом, пренебрегает значительной долей деталей, и изобилует не только 'кальками' с английского языка, но и неудачными русскими эквивалентами. Последнее замечание можно отнести и к переводу В.А.М. Из огромного количества примеров приведем лишь несколько: 'толпа орков раздалась и кинулась в разные стороны' 'есть ли лечители в городе?'